Сыну моему Серёже. 

Божия коровка, улети на небо,
Улети на небо — принеси нам хлеба
Чёрного и белого, только не горелого,
Чёрного и белого принеси нам хлеба…

Невесела песенка, сызмальства знакомая,
Пел её, наверное, дед и прадед мой,
И прапрапрабабушка внучику любимому
Напевала песню ту вешнею порой…

…Видно, прогневили мы Бога, люди грешные,
Пили-веселилися, клялись на костях –
Бедами великими обернулись клятвы те
Почернело небушко – хлебушек иссяк…

В годы лихолетия – коллективизации,
Голода Поволжского – страшною порой
Песенка-заклятие с чёрных губ запекшихся
Скорбною молитвою стыла над землёй…

И вот бреду опять за мальчиком игривым,
Стараясь не отстать, по лужам вешних вод.
Бреду, забыв свои мечтанья горделивы,
Пытаюсь разгадать загадочку его…

Вот он вздохнул – о чём? – Бог весть, что за забота?
Вон камушек нашёл – и горе позабыл.
И вдруг опять притих – блаженство и дремота,
Как будто он сей миг из дальних стран приплыл.

Весь в солнечных лучах и светозарных бликах,
Улыбкой осиян его чумазый лик,
А ручеёк несёт кораблик невеликий,
Он песенку поёт и скачет, что кулик.

Коль хочешь разгадать восторгов лепет нежный,
Ты в памяти найди забытый детства след.
А коль найдешь – ликуй последней той надежде!
Всё брось – иди за ним – всё остальное бред…

Всё брось, отринь во прах заботы и печали,
Доверься ручейку – сопливцу ты поверь;
И пусть несёт тебя в неведомые дали –
О прошлом не горюй и не считай потерь…

Горе-гореванное по весям скиталося,
Собирала смертушка велик урожай.
«Божия коровушка — хоть какого хлебушка!» —
А в ответ молчание да вороний грай…

Залечило времечко раны распроклятые,
Затянулись щавелем кладбища в полях,
Донником-полынию, клевером да таволгой
В мареве истаяли медоносных трав.

А теперь сыночек мой песню ту мурлыкает,
И ползёт букашечка по ладошке вверх,
Чёрные горошинки – расправляет крылышки,
Ты скажи коровушка – сколько тебе лет?